Maria, 38 - 9 ноября 2010 16:30

дневники бывают разными

Утром шелестение. Снег. Сквозь полуприкрытые веки, без очков, близоруко из одинокой постели в отеле с тревожным вниманием - снег.
Вдруг почему-то вспомнил он двух своих жен. С одною смотрел из окна, молодой, двадцати двух лет был - пышно и томно целуясь. Смотрели в снег. Запах каких-то духов, октябрьско-ноябрьская пластинка и грусть. Со второю неоднократно тоже в открытое окно - снежинки волосами и губами ловя. Как был счастлив..
Беспорядочное движение. Вместо чтения со словарем умной американской книги, полезной для его честолюбия, - битый час глядит в окно и вспоминает школьные знания. - Какой высоты облака, может, от ветра зависят?
Идти некуда. Не ждут родители - их нет. Не ждут друзья - их нет. Не ждет любимый или любимая - таковых нет. Не ждет работа - ее нет - она со мною слилась. Не ждут собутыльники - пить перестал. Горько. Зачем вообще вставать из постели.
Я помню какие-то имена.
Особенно Манфред и Зигфрид.
Я не знаю, откуда они пришли, но они есть во мне - эти имена.
Манфред сидит на берегу - Зигфрид купается в озере.

- Красивые белые кувшинки, - говорит Манфред.
- Я не знаю куда плыть! - кричит Зигфрид.
- Плыви на мой голос! - кричит Манфред.

Зигфрид выходит из воды. Манфред набрасывает на него какую-то ткань и его вытирает.
Вытирая, он и целует его одновременно.
Спускаясь с поцелуями по чистой коже Зигфрида, на полурасстоянии от земли он находит нечто. Губы его останавливаются в этом месте.
Музыка леса сопровождает затянувшееся свидание.
Что бы они потом ни надели - какие бы наряды.
Подадут ли карету или сядут в автомобиль.
Я люблю вечернее небо. Сужающийся летний вечер.
Тихую тоску собственной прошедшей юности.
И неожиданно Вас - мой милый друг.
Мой бледный, цветочный, танцующий друг.

Ну так осень вроде, значит все правильно, как и быть должно. А если солнце каждый день будет, то никто ему и не обрадуется