Письмо на волю (Molly Millions)
Вечер. Вечер в камере-одиночке. Заключение было добровольным, никого не
виню. Моя камера находится на 4 этаже блочной девятиэтажки.
Что? Адрес? Не помню. Но все равно - заходите в гости... Это же не
настоящая тюрьма. То есть настоящая ровно настолько, насколько ты в нее
веришь. За окном - дождь. Всё есть, все есть... Тебя - нет. Но ты мне и не
нужна. Зачем? Все равно сегодня последняя ночь моего заключения, потому
что сегодня я в последний раз вспоминаю о твоем существовании. В руках
сжата чашка теплого кофе - одна из уступок тебе. Ты любила холодный кофе,
я - кипящий. Сошлись на жижице температуры парного молока. Ни вашим, ни
нашим. У нас вся жизнь шла по этому принципу. Но сейчас вспоминается
совсем другое... Я прихожу с работы, ты встречаешь меня на пороге,
обнимаешь, целуешь. Потом отрываешься, внимательно смотришь на меня
сумасшедшими серыми глазами и тихо говоришь: "Я тебя ненавижу".
***
С того дня прошло два месяца. Столько же продолжается мое заключение. Я
сама себя на него осудила, сама вынесла приговор, сама переведу его в
исполнение. "Вышка". За убийство.
То response:
волонтерское
Ах, настурции, традесканции.
Дачный домик цветет неистово.
Мы с тобой занимались танцами.
Мы цитировали Вертинского.
Пруд, уставший от посетителей,
В ярких бабочках, в ясных лилиях.
Медальончики с Нефертити, и
Золотые цепочки длинные.
"Отвернись, я поправлю лямочку..."
И от вспыхнувшей вмиг пощечины
Вкус во рту. Непременно яблочный.
"Я влюбилась. Влюбилась? Еще чего!..."
Наши бабушки в чем-то бежевом.
Под столом колено ласкать тебе.
Крем-брюле на десерт. Под Брежневым
Белый стол. Ришелье на скатерти.
Объяснения - мягче пальчиков.
Отношения сплошь на греческом...
Две Сапфо глядят с фотокарточки:
Галя Ганская, Нина Заречная.
это снова моя любимая яшка казанова